Военное духовенство: мифы и реальность

США, государства Европы, Азии и Ближнего Востока многим отличаются друг от друга. Положения о гражданстве, отношения Церкви и государства, концепция верховной власти везде имеют свои особенности. Так, например, в Германии учение сайентологов приравнено к экстремизму, а в Соединенных Штатах адептами этой секты открыто являются многие представители общественной элиты. В некоторых странах для того, чтобы натурализоваться, нужно прожить много лет, а в других достаточно выполнить ряд формальных требований. Но одно есть везде — это священнослужители, работающие в армии.

В России ситуация как всегда диалектична. С одной стороны, определенные круги, имеющие влияние на политическую обстановку в стране, всеми силами стараются оттянуть момент, когда духовенство придет в армию, с другой — в стране развивается мощное движение, направленное на введение института военных священников. На сегодняшний день это движение имеет поддержку практически во всех слоях общества. Более того, при формальном отсутствии капелланов в законодательном поле, военные священники уже давно и плодотворно трудятся в армии. Причем речь идет не только о православных. В армии работают и раввины, и муллы, и ламы. Лучше всего современные условия, сложившиеся в сфере духовного попечения о военнослужащих, были наглядно проиллюстрированы на прошедших в конце июля всероссийских межконфессиональных сборах военного духовенства, собравших священнослужителей со всей страны.

Нынешние сборы стали пятыми в новейшей истории России. Пять — это пусть и маленький, но юбилей. Может быть поэтому состоявшиеся сборы отличались от предыдущих большим масштабом и результативностью. Они в полной мере продемонстрировали высокий уровень взаимодействия Церкви и армии, определили ключевые проблемы и вектор развития на ближайшую перспективу, а также развеяли ряд мифов, которыми нас пугают некоторые политики и чиновники. Начать хотя бы с того, что противники допуска священнослужителей в армию на всех углах кричат о том, что подобная практика противоречит концепции светского государства. Однако, как уже неоднократно говорилось, светский характер государства не входит в противоречие с участием Церкви в жизни общества. Как отметил заместитель председателя Отдела внешних церковных связей протоиерей Всеволод Чаплин, принимавший участие в сборах, «военного капелланства нет только в тех странах, где существуют идеологизированные и безбожные режимы». Отец Всеволод подчеркнул, что «в подавляющем большинстве государств, даже таких, где разделение Церкви и государства является частью национальной идеологии, например, США и Франции, существует институт военного священства, состоящий на государственном обеспечении и получающий полное государственное финансирование».

Такая ситуация вполне естественна, поскольку даже если смотреть на это исключительно с прагматических позиций, религия является элементом государственной безопасности, который обеспечивает психологический комфорт в обществе, прививает гражданам высокие нравственные идеалы и, в конечном итоге, определяет характер экономического и политического развития государства. Американцы это понимают. Несмотря на синкретичный окрас американской религиозности, понятие о Боге, который хранит Америку и ее жителей, есть у каждого гражданина. И в условиях национальной размытости населения США оно выступает одним из существенных факторов народного единства и сплоченности перед лицом внешней угрозы.

В России обратная ситуация. Несмотря на то, что, согласно социологическим опросам, подавляющее большинство россиян считают себя верующими людьми, тема религии, словно по инерции, доставшейся от советского атеистического прошлого, старательно табуируется: обучать детей основам православной культуры, вести душепопечительскую работу в армии, оказывать духовную помощь осужденным — все это по-прежнему объявляется неконституционным и противоречащим демократическим принципам. Но недемократичной можно назвать скорее подобную реакцию ретроградов от атеизма на требования времени. «Рассуждать о том, — говорит протоиерей Всеволод Чаплин, — что Россия, с ее исторически опытом, с ее ныне уже сложившейся практикой взаимоотношений Церкви и армии, почему-то не должна развивать у себя практику военного священства, значит спорить с историей, спорить с жизнью и волей нашего народа».

Другой миф связан с мнением, будто Православная Церковь стремится монополизировать свое положение в армии, активно развивать там миссионерскую деятельность и полностью вытеснить оттуда представителей других религий. Сборы убедительно опровергли это суждение — они носили межконфессиональный характер и собрали представителей всех традиционных религий России. В своих выступлениях православные, иудейские, исламские и буддистские священнослужители подчеркивали необходимость совместной работы по окормлению военнослужащих. При этом особо отмечалась роль Русской Православной Церкви, которая, накопив за прошедшие годы солидный опыт взаимодействия с армией, предоставляет свои наработки коллегам из других конфессий. «Если бы не богатый опыт, которым щедро делилась Русская Православная Церковь, безусловно, работа нашего отдела выглядела бы достаточно жалко», — признался в своем выступлении председатель отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и МЧС Федерации еврейских общин России раввин Арон Гуревич. О том, что «буддийские ламы, вместе с православными, мусульманскими и иудейскими братьями» должны приложить «все усилия для укрепления мощи и обороноспособности наших Вооруженных Сил, дружбы и единства народов многонациональной России», говорил и представитель традиционной сангхи России баир-лама Дамба Аюшев.

Следует подчеркнуть, что участие духовенства всех традиционных религий России в жизни Вооруженных сил России находится в полном соответствии с законом о свободе совести и религиозных объединениях, в соответствии с которым каждый человек имеет право на открытое исповедание той религии, к которой принадлежит. И в этой связи армия не должна быть каким-то особым, изолированным от остального общества пространством, в котором не действуют законы государства.

Важно понимать, что священнослужитель, работающий в войсках, ставит перед собой именно душепопечительскую, а не миссионерскую задачу. Он приходит туда, чтобы позаботиться о верующих его религии и, в случае отсутствия духовного представителя иной религиозной общины, обеспечить и ее членам все условия для удовлетворения религиозных потребностей. Другое дело, что для представителей деструктивных культов путь в армию должен быть закрыт — хотя бы даже из соображений государственной безопасности. «Вот видите, — потирают руки современные мифотворцы, — какой урон вы наносите демократии! Одних пускаете, а других нет. Цензура! Авторитаризм!»

Однако на деле оказывается, что в данном случае демократические принципы не нарушаются. Напротив, предлагаемая практика допуска священнослужителей в войска строится в соответствии с демократическими устоями и опытом современных цивилизованных государств. «Когда сегодня в некоторые части под видом благотворителей или деятелей культуры приходят миссионеры различных религиозных организаций, в том числе имеющих центры за рубежом, и одновременно имеющие негативное отношение к военной политике России, это более чем странная ситуация, — считает протоиерей Всеволод Чаплин. — Поэтому в изучении вопроса о том, какие религиозные организации должны иметь доступ в армию, а какие не должны, подход государства, на мой взгляд, должен быть очень простым. Это должно зависеть от реального наличия последователей этих учений в армии. Если где-то есть один мормон, пусть с ним встречается мормонский священнослужитель. Но нам хорошо известно, что реальное присутствие в армии людей некоторых нетрадиционных для России исповеданий сводится к нулю. И, помня об этом, ответственное военное и государственное руководство вряд ли должно стимулировать миссионерскую деятельность в армии. Если мы приедем в США или одну из европейских стран, объявим себя создателями новой религии и потребуем пустить нас в воинскую часть, над нами даже не будут смеяться. Они просто изумятся и не дадут нам в следующий раз визу или попросту вышлют из страны. Я не призываю к крайним мерам, но я считаю, что здравомыслие и верность своим историческим традициям, особенно в такой сфере как армия, должны быть важным элементом политики любого уважающего себя государства».

Еще один миф связан с представлениями о том, что Церковь искусственно навязывает себя армии, которой нет до этого никакого дела. Однако присутствие на сборах большого числа военнослужащих, среди которых было немало представителей высшего военного командования, делает этот миф таким же несостоятельным, как и все прочие. Своего рода манифестом отношения Министерства обороны к работе священнослужителей в армии стало выступление первого заместителя начальника Главного управления воспитательной работы генерал-лейтенанта В.Н. Бусловского. «Для многих сегодня ясно, — подчеркнул генерал, — что религиозность воина, если речь идет об обретении им твердых нравственных устоев, основанных на духовных ценностях, имеет, безусловно, положительное значение. Тысячелетняя история подтверждает, что верующий солдат или матрос более неприхотлив, дисциплинирован, уравновешен, милосерден, он смело смотрит смерти в глаза. А  ведь воинская служба тем особенна, что она носит жертвенный характер».

О необходимости участия Церкви в жизни воинства говорил и губернатор Московской области Герой России Б.В. Громов — человек, прошедший через пекло Афганистана и не понаслышке знающий, что чувствует солдат в условиях боевых действий. «Безверное войско учить — все равно, что железо перегорелое точить», — процитировал губернатор слова А.В.  Суворова, особо подчеркнув, что «возрождение традиций верного служения Отечеству невозможно без тесного взаимодействия армии и Русской Православной Церкви».

Из вышесказанного становится очевидно, что объективных препятствий для введения в России института военных священников на законодательной основе не существует. Это общепринятая демократическая норма, которая не противоречит основному закону Российской Федерации, поддерживается большинством населения (и, в первую очередь, самими военнослужащими), а кроме того, направлена на обеспечение государственной безопасности и поддержание боеспособности армии. «Мы находимся в преддверии введения института и военного и тюремного духовенства, — констатировал в своем выступлении на сборах председатель Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Дмитрий Смирнов. — Мы видим, что и у первых лиц, принимающих решения, и в самом обществе это решение уже вызрело. Менталитет нашего русского человека таков, что он медленно запрягает, но, слава Богу, быстро едет». Хочется надеяться, что время наладки упряжи уже подошло к завершению. Осталось только подстегнуть лошадей.

По материалам пресс-центра Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями 

© «Церковный Вестник»