Об отношении политики к религии

Преамбула Конституции начинается следующими словами: «Сознавая свою ответственность перед Богом и людьми...». Хотя Основной Закон настойчиво подчеркивает свою нейтральность в отношении мировоззрения и религии, все же не возникает никаких сомнений в том, что Конституция опирается на христианское представление о человеке. «Ответственность перед Богом и людьми» означает, что не может быть неограниченного и безоговорочного государственного суверенитета, и уж совсем не может быть неограниченной государственной власти, государственного всемогущества. Есть нормы и ценности, выходящие за пределы компетенции государственных структур и являющиеся в известной степени догосударственными, то есть эти ценности даны человеку Богом. Ответственность перед Богом и людьми не противоречит учредительной власти, государство не делегитимируется, но устанавливаются границы его решениям.

«Ответственность перед Богом и людьми...» — этим Конституция хочет отдать должное всем мировоззренческим группам, не оставляя без внимания то, что современное государство, будучи демократическим, плюралистическим в отношении мировоззрения, не является однородным образованием, что мнения о содержании, масштабах и преимуществах этого обязательства, этого нормирующего определения вполне могут быть различными. За признанием ответственности перед Богом в преамбуле Основного Закона и в статье 1 Конституции следует настоятельно необходимая с точки зрения Закона запись о человеческом достоинстве. Все следующие за статьей 1 основные права являются неизменными, ничто и никто не может отменить их.

Акцентирование такой категории как человеческое достоинство однозначно определяет позицию, а именно, позицию, направленную против нейтральности ценностей, против коллективизма, уважающего человека не как такового, а принижающего его до объекта, до имеющейся в распоряжении массы. Именно из лежащего в основе христианства восприятия человека как подобного Богу следует неприкосновенность и неотъемлемость человеческого достоинства. Так человек никогда не окажется всего лишь объектом политических интересов или государственной торговли. Его достоинство имеет абсолютное значение, которое нельзя измерять политическими, государственными, экономическими, научными или техническими интересами. Это положение включает в себя защиту нерожденной жизни и отказ от от безграничности исследовательских и экономических интересов.

Поскольку на первом плане стоит человек, индивид, принятый Богом, а не идеология, Основной Закон предоставляет много пространства для плюрализма, для многообразия мнений и мировоззрений. Возможность сосуществования многообразия мнений и мировоззрений и толерантность обеспечиваются тем, что личные свободы одного ограничиваются там, где начинается достоинство ближнего. Это есть признание другого как лица, которое ограничивает неограниченную свободу. Это ставит демократический государственный строй в противоречие с другим строем, в центре которого стоит религия, а не человек. Здесь отдельный человек растворяется в религиозной общине. Там, где духовная власть не отделена от светской, господство веры или религии может стать господством страха и террора.

В истории Европы, Запада переплетение светской и духовной власти держалось столетиями, и это нашло свое выражение в инквизиции и абсолютизме.

В новой истории Европы произошло — во многом благодаря Просвещению — принципиальное отделение церкви от государства. Это отделение, оформленное по-разному в разных странах, оставило церквям свободное пространство, возможности для развития и беспрепятственного участия в общественной жизни.

Государство есть политическая организация власти для обеспечения свободы вероисповедания, так что именно поэтому оно должно быть по своей собственной структуре нерелигиозным. Если бы оно приняло решение в пользу одной из многих религий, оно стало бы несправедливым, так как оно вынужденно обделило бы другие религии. Государство относит религию к сфере свободного общества. Религия становится делом интересов отдельных граждан. Она не является частью государственного строя.

Освобождение религии означает в первую очередь освобождение от обязательств перед государством, но также и ее освобождение и предоставленность самой себе в общественном пространстве. Свобода вероисповедания подразумевает не только возможность признавать свою приверженность религии в частной и общественной жизни, но точно так же и право не признавать религию.

Это не значит, что государство «противостоит» религии безразлично, пассивно — нет, оно должно активно предоставлять церквям, которые обучают ценностям и принципам, пространство, не ставя в более привилегированное положение какую-то одну религию, одну церковь. Это имеется в виду, когда речь идет о государстве, нейтральном по отношению к мировоззрению.

В политическом отношении это не остается без последствий для церквей. Ведь они, в свою очередь, должны остерегаться переходить границы, пытаясь предъявить государству чрезмерные религиозные и моральные требования. Церкви не должны рассчитывать на то, что все их убеждения и представления станут содержанием Закона.

За этим постулатом конституционной политики современного государства стоит вопрос, действительно ли это по-христиански — придавать всеобщий христианский характер правопорядку, обязательному в равной степени как для христиан, так и для нехристиан.

И все же во взаимодействии с государством церкви имеют одну задачу, значение которой трудно переоценить. Во времена смещения ценностей в направлении индивидуализации, во времена падения ценностей государство может устанавливать только минимум норм. Работа, направленная на то, чтобы пропагандировать и распространять ценности — особенно те ценности, которые важны для единства государства и общества, — относится к неотъемлемым задачам христианских церквей. Ведь свободолюбивое государство живет предпосылками, которые само оно создать не может. К этим ценностям относятся толерантность, солидарность, способность принять участие в чужих страданиях, понимание ближних, уважение и доверие к ним.

Таковы ориентиры и ответы на те вопросы, которые сохраняют свою актуальность в долгосрочной перспективе. Это и шанс, и вызов для церкви в ее отношении к обществу и к политике.

Христианские ориентиры и религиозные убеждения являются, тем самым, важным мотивом для политических действий. Даже если в конечном счете нет «христианской политики» — политики, которая могла бы перенести Евангелие в деятельность государства в соотношении один к одному, то все же есть христианские политики, которые в своих действиях руководствуются христианскими убеждениями, христианскими ценностями, или по крайней мере стремятся к этому.

Христианские ценности, христианские убеждения могут иногда изменять мир. Так это было в 1989 году в ГДР. До объединения, до краха коммунистического государства церкви предоставляли людям много возможностей и пространства для действий. Для многих они были защитой и прибежищем в лучшем смысле этого слова, в том числе и для атеистов, и для людей, не исповедующих какую-либо религию. В крушении тоталитаризма сыграло роль не оружие. Тоталитаризм пал благодаря молившимся людям, тем, кто с верой в Бога и его справедливость противостоял государству и держал в руках свечи. Надежда на свободу есть одна из самых важных христианских надежд.

Позвольте в заключение еще раз напомнить: без взаимных обязательств со стороны религии государство окажется в конечном счете бессильно установить какие-либо правила. Ограничивая человека только деятельностью его разума, не давая ему ответы на вопросы «откуда» и «куда», невозможно дать ему надежду. В конечном счете, это может только вера.

© «Церковный Вестник»